СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!
В армии я не служил. В университете была военная кафедра, на которой из меня готовили офицера-связиста. Я должен был уметь стучать ключом морзянку – не менее 60 знаков в минуту, командовать взводом связи, а еще – стать спецом в обслуживании большой радиостанции Р-140 и маленькой Р-16. Кстати, первая до сих пор находится на вооружении и считается современной, хотя прошло уже более 25-ти лет.
Для закрепления знаний, полученных в классах, студенты проходили военно-учебные сборы – 45 суток. И заниматься нами должны были офицеры нашей кафедры. Однако случилось так, что в стране с начала июля по середину августа 1985-го проходили грандиозные общесоюзные учения, и все наши майоры и полковники сами поехали учиться – тогда страна еще готовилась к войне.
А мы, неприспособленные к жизни одесские мальчики, оказались в военной части города Белгород-Днестровский в полном распоряжении майора Семашко. В качестве кого нас ему отдали – солдат или рабов, – трудно сказать. Но эти 45 суток мы запомнили надолго. За этот короткий период майор сделал все возможное, дабы мы, типа офицеры, ощутили всю прелесть солдатской службы. Понятно, что никакая учеба – морзянка, радиостанции и тому подобное в эти 45 суток не поместилась. Мы были заняты совершенно другими, более важными для обороноспособности страны делами.
10 дней до присяги
Чем в основном занимается солдат до присяги? Правильно, марширует! А все для того, чтобы в назначенный день четко и красиво пройтись пред очами воинского начальства. Вот мы и занимались строевой подготовкой по 6 часов в сутки: 4 часа до обеда, два после. То, как это происходило, напоминало старый фильм о ссылке Т.Г. Шевченко в Оренбургский край. Помните, как он стоит, вытянув ногу, а злющий офицер орет: «Тяни носок, сволочь! Выше! Тяни носок!». В общем, методика воспитания личного состава за последние 140 лет не сильно изменилась. Казалось, наш экзекутор лейтенант Гжебовский проходил практику именно в царской армии.
После строевой подготовки мы занимались строительством танкодрома – укладывали плотно друг к другу гранитные плиты. Эту работу нужно было закончить за месяц. Майор Семашко четко сказал: «Если не успеете, я придумаю такое, что от вас останется только кровь, пот, гамно и слезы». Плиты эти весили по килограмм 200 каждая. Для их переноски требовалось: четыре студента-дистрофика, два лома и две велосипедные шины. Дистрофики разбивались на пары, как-то подсовывали шины под плиту, протягивали в круг шины лом, подымали и, перебирая тощими ножками, тащили. А силенок было маловато, тем более что кормили плохо. На завтрак и ужин – непонятная жирная каша, на обед, кроме каши, теплая вода с капустой. Еще был хлеб и напиток, напоминающий чай, но без сахара. Сахар еще до накрытия столов отбирали обычные солдаты и здорово при этом веселились. Может быть потому, что им еще доставалось и наше масло. Поэтому деликатесом у нас считался хлеб, посыпанный солью. На территории части был буфет. Иногда некоторых из нас туда отпускали. Правда, в моменты, когда буфет был закрыт на обед или уже не работал.
Однажды меня и моего друга Вовку на пару часов освободили от танкодрома, и мы попали под командование прапорщика Алдонина – наводили порядок на складе. В одном из углов лежали дыньки. Когда прапорщик на минуту отвернулся, мы штук пять дынек тихонько покатили в сторону небольшого стога сена, что находился в 10 метрах от склада. Прапорщик ничего не заметил. В три часа ночи мы вышли и принесли дыни в казарму, где по-честному между всеми поделили и съели. Утром взвод потерял боеспособность по причине массовой диареи. Сами понимаете – дыни на голодный желудок.
Но до присяги мы как-то дожили. Как это все происходило, совершенно не помним. Дыни помним, а присягу – нет! Наверное, такова особенность человеческой памяти – помнить только хорошее.
Египетская сила
Кроме складов с обмундированием, мебелью и продуктами, в ведении прапорщика Алдонина был и склад боеприпасов. А точнее, много ящиков со снарядами, которые лежали на земле почему-то на открытом воздухе.
Ящики весом 96 кг мирно лежали друг на друге в три ряда. Но этим жарким летом внутренний голос сказал Алдонину, что ящики лежат неправильно, и что их надо расположить в форме пирамиды.
Сразу распознав в моем друге Вовке отличника, прапорщик поручил ему сделать математические вычисления – то есть, исходя из количества ящиков, просчитать основные параметры будущего сооружения. Насколько я помню, длина основания пирамиды была 12 метров, а высота 7. Прапорщику казалось, что даже с этими не очень внушительными цифрами он войдет в историю. Пирамиду мы с Вовкой строили дней 10 с утра и до отбоя. Еду из части нам привозили прямо на стройку века.
По окончании строительства Алдонин отблагодарил нас по-царски: купил две бутылки лимонада, две пачки печенья и пачку масла. Мы брали печенье, намазывали его маслом, запивали лимонадом. Ничего вкуснее в своей жизни я не ел и не пил!
Удивительная штука: майору Семашко пирамида почему-то не понравились, и он приказал вернуть, как было. Но этим уже занимались другие бойцы нашего взвода, почему-то матеря именно нас с Вовкой. Я понимаю, что вниз опускать ящики тяжелее и опаснее, но не мы ж это все придумали!
Изя Рабинович
Всем было в «армии» тяжело, но, как обычно, тяжелее всех было евреям. А Рабинович, видимо, был супер-еврей. Ведь во время вступительных экзаменов на мехмат одесского университета евреев обычно не валили. А вот Рабиновича, выпускника матшколы, победителя различных олимпиад валили, и он чудом прошел.
Официально Рабинович был Игорем, но предпочитал, чтобы друзья называли его ласкаво – Изя.
На сборы Игорь прибыл за два дня до присяги. Хитрые одесские родители знали, что 10 дней до присяги – тяжелые, поэтому сделали сыну на недельку больничный.
Сцена появления Рабиновича в части была живописной. Мы стояли на плацу, вытянувшись по стойке «смирно» перед майором Семашко, который в очередной раз обещал сделать из нас настоящих офицеров. И тут все взгляды устремились на приближающуюся нелепую фигуру ростом 1.98, в старой, растянутой футболке и джинсами чуть ниже колен – хитрые одесские родители знали, что новые вещи в армии крадут.
– Кто это? – удивленно спросил майор Семашко.
– Это наш однокурсник Игорь Рабинович.
– М-да…, – протянул майор, – Рабинович – это не фамилия, Рабинович – это профессия.
Служба у Изи сразу не задалась. Одесские родители многое дали сыну, однако, научить наматывать портянки не догадались. Игорь натер ноги до крови на первом же утреннем марш-броске. Естественно, маршировать он уже не мог.
– Так ты болен? – спросил у Рабиновича лейтенант Гжебовский.
– Так точно! – ответил Изя.
– Ну, что ж, пойдем в санчасть, посмотрим, что у тебя болит.
Лейтенант отвел Изю к стоматологу.
– Здоров! – сказал стоматолог.
– Так у меня ж ноги больные! – пытался возражать Рабинович.
– Врач сказал «здоров», значит, здоров! – повысил голос лейтенант. – А за обман командира – неделя дежурств по парку!
Ничего страшного в дежурстве по «парку», где стояли машины с радиостанциями, не было. Тем более, у Игоря было двое подчиненных из своих. Можно было спокойно сидеть или спать в одной из машин, оставив товарища на шухере, а при приближении Гжебовского вскакивать и изображать активную деятельность. Но Изя боялся, что товарищи его не разбудят, не предупредят, или сами заснут. Поэтому Игорь бдил. Бдил сутками. То есть практически все время на ногах и без сна. Через 6 дней Рабинович превратился в зомби – не понимал где он и что с ним.
То, что упорно не замечал лейтенант Гжебовский, заметил майор Семашко и сказал:
– Ладно, дайте этому Рабиновичу что-нибудь попроще. Например, пусть идет в караул, там иногда поспать можно…
Караул устал
Не помню, как положено по Уставу, но мы суточный караул несли в три смены. То есть, два часа охраняешь с автоматом вверенную территорию,
потом два часа читаешь устав или убираешь в караульном помещении, затем 2 часа спишь. И снова охраняешь. Причем сделано было так, чтобы поспать удавалось не более часа.
Когда нам выдали автоматы с боевыми патронами, мой друг Вовка ужаснулся:
– Они, что с ума сошли?! Мы же студенты мехмата, а значит, люди неадекватные! Нам нельзя выдавать боевые патроны! А вдруг нам попадется под руку майор Семашко или прапорщик Алдонин?! Я уже молчу об этой гадине Гжебовском!..
Спали мы в караулке на голых досках, завернувшись в шинели. Нам сказали, что так положено. Покараулив сутки, мы тщательно убрали помещение и ожидали окончания очередного испытания. Но пришел лейтенант Гжебовский, залез на табуретку, встал на носочки, дотянулся рукой до конца верхней поверхности шкафа, после чего продемонстрировал свой грязный указательный палец – «Пыль!». Мы не поняли, что это означает, но Гжебовский нам пояснил. Оказалось, что поскольку уборка проведена плохо, мы остаемся в карауле еще на сутки. На Вовкин писк «по Уставу не положено», лейтенант ответил по-военному емко: «На то, что положено – х… наложено!».
Во второй раз мы старались, чтобы пыли лейтенант не мог обнаружить ни в одной дыре. А зря. Ночью все караульные были подняты по тревоге. Обходя территорию, Гжебовский не обнаружил на боевом посту студента Рабиновича. Не волнуйтесь, Изя не дезертировал, он просто уснул в каких-то кустах. Так что пришлось нам караулить еще сутки. Правда, конкретно Изю на третий круг Гжебовский не направил. Наверное, подумал: «Да ну его! У него все-таки боевые патроны».
Дедовщина
Казалось бы, какая может быть дедовщина, когда служат все свои, да еще всего 45 суток. А нет, еще как может! И как хитро было придумано!
В нашем взводе было человек – 26-28 точно не помню. Из них 20 математиков, остальные – ребята с физического факультета. Некоторые из них уже отслужили в армии. И как раз служивших физиков назначили командирами взвода и отделений.
Больше половины времени нашего пребывания на сборах эти командиры себя никак не проявляли – не до того было, все пахали одинаково. Но потом Гжебовский решил:
«Это непорядок. Командир должен только командовать».
И вот тут уж они развернулись! И еда у них появилась, и спиртное, и подворотнички им стирали физики, освобожденные от нарядов и тяжелых работ.
А вот математикам эти командиры наряды объявляли по любому поводу:
– Рабинович! Вы с утра не успеваете за 45 секунд встать и одеться. Сейчас мы отработаем команду «подъем» десять раз, а ваши товарищи постоят и посмотрят. Кто сказал «издевательство»? Выйти из стоя! Наряд вне очереди!.. Вам боец тоже что-то не нравится?! По выражению лица вижу, что не нравится – два наряда вне очереди!
Ах, какие планы мести мы придумывали на последний день сборов! Как физики выходят из части, а там ждут своих командиров бывшие подчиненные. И как мы их… Разными способами… Ладно, не буду описывать эти ужасы, тем более, что не состоялось. Физики не вышли из части через КПП. Мы как идиоты прождали их полтора часа, а они, гады, рванули через забор…
Было решено: «Далеко не уйдут. Поймаем в Одессе».
Конечно, никого ловить мы не стали. Злость прошла быстро, и уже через месяц обо всем происходившем в Белгороде-Днестровском мы вспоминали с юмором, а некоторые, точнее Изя, даже здоровались с обидчиками за руку.
Это были непростые 45 суток. Но эти дни вспоминаются, как самые яркие, самые наполненные дни нашей жизни. Кстати, думаю, нам можно было давать боевые патроны. А вот лейтенанту Гжебовскому – ни в коем случае!