ПИСАТЕЛЬ

Александру не писалось третью неделю. Муза ускакала от него быстрым галопом, оставив в голове сочинителя полный вакуум. Как он ни старался, но смог выдавить из себя только банальное: «На дворе стояла золотая осень».
На этом мысль писателя остановилась. Он удалил эту строку, пошел на кухню, выпил рюмку коньяка, засунул голову в морозилку, пошел в ванную, принял контрастный душ – никаких новых идей.
Оделся, десять раз отжался от пола, сел на диван, лег, снова сел, обхватив голову руками и закрыв глаза, однако к «осени» ничего не прибавилось.
Александр разозлился, вскочил и ударил кулаком по ни в чем не повинной стене. Крепко ударил, до боли в костяшках. От этого удара верхняя полка с книгами, которую Саша прибивал лично, стала падать на него с высоты трех метров – писатель жил в «сталинке». От самой полки Александру удалось уклониться, но вот редкое подарочное издание «Графа Монте-Кристо» весом с килограмм успело ударить его по голове. Крепко ударить, до звездочек в глазах.
Александр с ненавистью пнул книгу ногой и отправился к компьютеру.
«На дворе стояла золотая осень», – снова начал он. На этот раз фраза не показалась ему такой уж банальной.
«Я выглянул в окно и увидел двух куда-то спешащих девушек», – добавил Александр, подумав минуту. В голове писателя возникла картинка: две девчонки лет 21-22 – брюнетка и блондинка, короткие юбки, длинные сапоги, стройные ноги в темных колготках. Картинка была достаточно живой, и Саша ее добросовестно описал, после чего решил немного отдохнуть. Он всегда отдыхал после более-менее удачно написанного абзаца.
Саша подошел к окну и выглянул на улицу. Удивительное дело, но погода соответствовала только что придуманной. А ведь с утра было холодно, мрачно, гнусно и моросил мерзкий дождик. И, кстати, по улице шли девушки – брюнетка и блондинка, высокие, стройные, «будто сошедшие с обложки журнала мод» мысленно закончил Александр и рванул к компьютеру это предложение записывать. Кажется, вдохновение начало возвращаться и Саша продолжил: «Девушки остановились, поговорили с минуту, после чего блондинка направилась в сторону салона красоты, а темненькая вошла в мой подъезд».
Сердечко творца забилось быстрее, и он, дрожа от возбуждения, записал завязку нового романа:
«Через пару минут в мою дверь позвонили. Я открыл, и о чудо! На пороге стояла та самая девушка.
– Здравствуйте, меня зовут Лера, – сказала она, улыбнувшись».
В дверь позвонили.
– Здравствуйте, меня зовут Лера, – сказала девушка.
– А меня Саша, – просто ответил писатель. Девушка была просто прелесть – большие зеленые глаза, чувственные губы, монгольские скулы. Естественно, Александр захотел пригласить ее войти и стал лихорадочно придумывать повод.
Но улыбка на лице прелести сменилась растерянностью, затем недоумением.
– Ой, что это я?.. Как я здесь оказалась?.. Зачем? Извините, пожалуйста, – пролепетала она и пошла вниз по лестнице.
– Эй, подождите! – успел крикнуть ей Саша вслед, но девушка только ускорила шаг.
В голову писателя стала стучаться мысль: «Слушай, ты ничего не заметил?» – «Да нет, не может быть!» – стал отгонять он ее. Но мысль не пожелала уходить, а наоборот, настаивала: «Да, Саша, да! То, что ты пишешь, сбывается! Причем ровно до того момента, до которого ты дописал. И если б успел додуматься, как Лера входит и остается у тебя, так бы и случилось».
– Да глупости это! Просто совпадение! – возразил Александр сам себе, тем не менее, отправился проверять. Но перед тем как сесть за компьютер, он взял недавно поруганный роман Дюма, поцеловал обложку, подбросил вверх, подставил голову и зажмурил глаза – писателю удалось уловить причинно-следственную связь между последними событиями.
«Я вернулся к компьютеру, – потирая шишку, стал забивать Александр продолжение будущего шедевра, – …но не успел написать пару строк, как в дверь вновь позвонили. Это была, конечно же, Лера.
– Извините, – сказала она. – Какая-то я странная сегодня. Вас ведь Саша зовут и вы известный в нашем микрорайоне писатель? Я много ваших вещей прочла и давно хотела познакомиться».
Сашу не смутил тот факт, что известному писателю за пять лет удалось опубликовать всего два рассказа.
Дальше у Александра полилось как по маслу – успевай только записывать. Они с Лерой разговорились. Она оказалась студенткой пятого курса Института международных отношений. И кстати, победительницей конкурса красоты этого вуза. Саша хотел было сделать Леру еще и «Мисс Киев», но подумал, что это будет перебор. Через полчаса девушка прошептала: «Я не знаю, что со мной. Такого еще никогда не было… Поцелуйте меня, пожалуйста».
Саша поставил многоточие и подумал: «Писать, что было дальше или нет? Вроде бы ситуация ясна… Или не ясна? Вдруг, опять скажет: «ой, что это я?» и убежит. Нет, надо добить финальным аккордом – «ночь была просто божественной». Хоть и простенько, но суть дела передает.
Закончив первую главу, писатель с нетерпением стал ожидать материализации своих фантазий. Пару минут ничего не происходило, и Александр снова взял в руки роман классика, раздумывая, бить книгу или же – бить себя это книгой. Но тут в дверь позвонили.
– Извините, – сказала девушка…
«Ура!!! Работает!!!» – только и оставалось беззвучно воскликнуть Саше.
Дальше пошло точно по писанному. Но вот, когда дело дошло до «поцелуй меня, пожалуйста», Александр отключился.
Проснулся он в десять утра в разоренной кровати, сохранившей еще запах духов Леры. Очевидно, ночь была божественной, вот только Саша ничего не помнил.
– Вот я дебил! – сказал он вслух. – Если я не описал сцены любви то, конечно, не запомнил, как именно это происходило! Поэтому, пока волшебство не рассеялось, надо писать, писать и еще раз писать.
И Александр продолжил творить…
Но вот ведь беда! Несмотря на то, что Саша и Лера проводили вместе дни и ночи, вместо глубокого, полного чувств и страстей романа получалась дешевая эротика, набитая штампами: «она застонала, со всей силы, сжав его в объятьях»; «это было просто неземное наслаждение»; «весь мир вокруг них перестал существовать…».
Все было каким-то ненастоящим, резиновым что ли. Одно только радовало: воспользовавшись своим даром, Александр выиграл в лотерею полмиллиона гривен и раздумывал: «А не подарить ли Лере автомобиль? Говорят, что получив хорошую машину, девушки любят своих мужчин гораздо сильнее».
И тут Сашу осенило:
«Любят! – вот оно! Если я пишу роман о любви, значит, надо чтобы я Леру любил, а она меня. И тогда все состоится. И роман, и личное счастье…»
Потом Александр расстроился. Перед ним стояла самая трудная задача за все время его писательской карьеры. Как описывать чувства, если ничего не чувствуешь? Вначале писатель, было, решил не осложнять себе жизнь, а состряпать веселую легкомысленную повесть о приключениях современного Дон Жуана. На место Леры могла прийти какая-нибудь Катя, потом Вера или даже Анжела с Кристиной одновременно…
Но все же Саша взял себя в руки:
«Я писатель или клык моржовый?! Я инженер человеческих душ или слесарь-сантехник? Неужели так трудно придумать человека, который мне нужен?! Неужели невозможно потом полюбить свой идеал?! У Пигмалиона ведь получилось, а я чем хуже?!»
А еще Александр решил, что в романе не хватает новых сюжетных линий и особенно – острых ощущений.
«Что это за любовь, – подумал он, – если она без испытаний? Надо бы какой-то экшен измыслить для обострения чувств. Например, Леру похищают, а я, рискуя жизнью, ее спасаю. Нет, опасно. Лучше пусть похитят меня, а Лера меня спасет. Нет, это то же самое. Может, так: меня похищают, я сам выкручиваюсь, а она просто сидит и переживает? Нет, чего-то не хватает. Ладно, начну писать, а там дай Бог кривая вывезет».
И сочинитель сел за компьютер добавлять остроту:
«Утром Лера попросила меня пойти в магазин. Но успел я выйти из подъезда, как из припаркованного рядом джипа выскочили двое здоровых парней. Один ударил меня в солнечное сплетение, второй заломил руку за спину. Я на пару секунд отрубился, и бандиты легко затащили меня в машину».
Продолжение Саша придумать не успел. К нему сзади подошла его Лера-Галатея, обняла за плечи и ласково сказала:
– Умаялся мой Лев Толстой, мой Гоголь, Чехов и Донцова в одном лице. Пойдем спать, утром допишешь…
И представляете! Лера это сама сказала, Саша ничего такого не описывал. Его творение зажило самостоятельной жизнью, независимой от творца!