Одноклассников точка нет

Утята, лебеди и бройлеры

Также я не хочу знать, как сейчас выглядит наш секс-символ Снежана Воробьева. Ведь всего за полтора года после окончания школы она набрала килограммов двадцать, превратившись из прекрасного лебедя в начинающую курицу-бройлера.
О, Снежана! Какой же ты была! Мечта всех парней с первого по десятый класс. Лучшие ноги школы, да что там школы – всего СССР периода застоя! Кстати, в этот благословенный период рассматривать девичьи ноги было очень удобно – юбки были на пару сантиметров ниже пупков.
Как минимум три раза в неделю учителя-мужчины и Снежана устраивали супершоу под названием «вызов к доске». Происходило это так: «К доске пойдет… пойдет к доске… ну, конечно же, Воробьева, а кто же еще?!»
Вначале на лице у Снежаны появлялось недоумение «почему я?», потом надежда, что учитель передумает. Затем правая нога очень, очень медленно шла в сторону прохода между партами, до тех пор, пока угол между ней и левой не составлял градусов сто двадцать, и на секунду в этом положении замирала. В этот момент в классе раздавался тихий вздох. Затем также медленно к правой ноге присоединялась левая, после чего Снежана, чуть наклонялась вперед, вставала и, покачивая бедрами, двигалась к доске.
Естественно, все взоры мужской части класса в момент разведения ног были устремлены в одну точку. Всем казалось, что сейчас откроется какая-то непостижимая тайна, возможно сама суть женского естества. Но кроме белых, а иногда розовых трусиков ничего не открывалось. И мы ждали следующего раза…
Зрелище, которое устраивала Снежана, было намного круче знаменитого перебрасывания ног Шерон Стоун в «Основном инстинкте»! Ведь Шерон махала нижними конечностями с заранее обдуманным намерением. В этом действе совершенно не было естественности. А ведь НАСТОЯЩАЯ сексуальность идет от самой женской природы. Она проявляется в том, как женщина встает, садится, смотрит, одевается и раздевается, не задумываясь, как именно она это делает. Поэтому юную Снежану я ставлю гораздо выше зрелой, а сейчас уже перезрелой голливудской звезды…
М-да, как глубоко все-таки сидят в нас подростковые впечатления! Даже слишком глубоко.
Короче, располневшую Воробьеву я из своей памяти вычеркиваю, пусть остается в ней всегда эротичной и желанной.
Продолжая рассказ языком высокой эротики, хочу сказать: если Снежана – это страсть, то Маша Зотова, несомненно, – нежность, извините за старческую сентиментальность.
Машенька – тихая, скромная, застенчивая, с тоненьким голосом отличница-зубрилка. Когда она волновалась, то краснела и начинала заикаться. А волновалась она по любому поводу. Густые черные волосы Маша заплетала в косу, которая свисала почти до попы, а из-под ресниц испуганно глядели карие раскосые глаза – последствия татаро-монгольского ига. Фигурка была не хуже, чем у Снежаны, но пока что не хватало женской пластики. Девушка как раз находилась в промежуточной стадии между гадким утенком и прекрасным лебедем. Ребенком Маша была воспитанным, в том смысле, что всегда умела подлизаться к учителю, а вот особых талантов хоть к какому-нибудь предмету в ней не наблюдалось. Хотя золотую медаль утенок и получил, но его родители решили: зачем нам эти нервы с поступлением? Пусть идет на дефицитную специальность, то есть вообще без экзаменов…
Так Маша стала студенткой Одесского политеха, будущим металлургом.
Но если говорить о Маше, обязательно надо вспомнить и о Леше Звереве. Леша был старше меня на год и являлся заводилой всех наших дворовых игр и глупостей. В отличие от нас, маменькиных сынков, Зверев был парнем самостоятельным. Он рос без отца, поэтому по дому умел делать все: и кран починить, и гвоздь прибить, и постирать и приготовить, помогая матери. Решения о своем будущем Леша принимал также самостоятельно. Парень грезил физикой, мечтая докопаться до самой сути мироздания, расщепляя кварки и то, что получится после расщепления кварков. Он жаждал ниспровергать устоявшиеся теории подобно Эйнштейну и, несомненно, представлял, как вырвавшись из нашей дыры примет участие в первой экспедиции к настоящей черной дыре.
Как медалист и призер областных олимпиад Леша рассчитывал, что без проблем поступит в Ленинградский университет на вожделенную им специальность. Почему ему хотелось именно в город на Неве – не объяснялось. А ведь стать студентом ЛГУ было ой как сложно, а иногороднему вдвойне – Ленинград не резиновый. Короче, с первой попытки Леша не прошел, недобрав сущую малость. Но не сдался, а поступил на какие-то курсы при этом вузе и успешно их закончил. Казалось, смотрите, вот оно – будущее советской физики! Однако на выпускном вечере в нашей школе, куда Лешу непонятно как занесло, он знакомится с Машей…
Приехали! Физику, маму, в общем, все на свете Леше заменяет наша тихоня. Он тоже едет в Одессу, и… на одного перспективного металлурга в стране становится больше.
Маша для Леши не только любимая девушка, но и практически ребенок. Он ей стирает, гладит, готовит, делает чертежи. И, как это часто бывает, ребенок вырастает и решительно освобождается от опеки.
Хотя мы учились с Машей в одном городе, однако ни разу не виделись до четвертого курса, а тут случайно встретились в театре. Это уже был совершенно другой человечек – спокойный, уверенный в себе. Длинная коса исчезла, уступив место модной короткой стрижке, глаза смотрели не испуганно, а весело, заикания, естественно, не наблюдалось. Женственность у нее была своеобразная; наверное, это можно выразить предложением – «есть в этой девушке какая-то тайна».
Мы проговорили весь антракт, чем вызвали неудовольствие наших половин – я пришел с Дианой, а Маша – с Васей. Васю я в лицо не запомнил – какой-то он был очень обычный. Выяснилось, что с Лешей отношения давно закончились – «мы быстро надоели друг другу, и давай не будем об этом». Но особенно меня поразили Машины спортивные успехи. В сумасшедшем городе, которым всегда была Одесса, раз в год проводится сумасшедший марафон – 100 км. Оказалось, что Маша дважды принимала в нем участие, пробегая эту дистанцию примерно за 11 часов. Это было тем более поразительно, что в школе она была «частично освобождена» от физкультуры – то есть ей по состоянию здоровья разрешено было не бегать на «длинные дистанции» – 500 и 1000 м. О своем спортивном подвиге Маша рассказала просто:
– Леша привел меня в туристический клуб «Романтик». А там был хороший тренер. Вначале мы медленно бегали километр, потом два. А через полгода – три, затем пять. Так я и втянулась, а потом подумала: а почему бы мне сотню не пробежать?
Мы встретились с Машей на следующий день. Потом еще раз и еще, в общем, закрутился роман, который продолжался до тех пор, пока мы не заговорили о планах на будущее. А оно у моей новой девушки было вполне определенным:
– Я выхожу замуж за того парня, что был со мной в театре. Его Вася зовут. Хотя это не важно, важно, что он – одессит. Ну, не по распределению же мне ехать в какой-нибудь Магнитогорск! А он – мальчик спокойный, надежный, к тому же меня любит. Нормально любит, без разрыва мозгов.
Я спросил:
– Так зачем же ты начала встречаться со мной?!
Маша улыбнулась, поцеловала меня и сказала:
– Потому, что с тобой приятно и прикольно.
«Приятно и прикольно» – пожалуй, это лучшее, что когда-либо говорила мне женщина.
Больше я Машу не видел и ничего о ней не слышал.
Но для меня одинаково дороги обе Маши Зотовы: и скромная школьница, и «испортившаяся» прагматичная студентка. И я не желаю вдруг увидеть на экране компьютера фото 50-летней тетки – опытного распространителя какой-нибудь дряни, типа «Эйвон».

Возможно, я уже достиг того возраста, когда во многом живут воспоминаниями, не знаю… Но мои одноклассники – это мой светлый мир, прекрасный островок памяти. Там живут веселый балагур Стас Гончаржик, сексуальная Снежана Воробьева, милая Катя Зотова. Этот мир для меня очень дорог, и хочу оставить его в неприкосновенности. Поэтому, вы как хотите, а для меня сайта «Одноклассники» нет. Нет – и точка.